Вопрос-ответ. Связан ли аутизм с насилием и неспособностью сочувствовать?

Несмотря на социальные трудности, аутисты обладают такой же способностью к сопереживанию, что и другие люди

Некоторые новости за последние 24 часа упоминали аутизм в контексте трагедии в Коннектикуте, в частности, говорили о синдроме Аспергера или «высокофункциональном» аутизме. Говорящие головы из телевизора не раз упоминали «эмпатию», то есть способность к сочувствию, когда обсуждали аутизм, так что я хочу кое-то прояснить.

Эмили Уиллингэм (Emily Willingham) — мать ребенка с аутизмом, доктор биологических наук, писатель, исследователь-биолог и преподаватель биологии, педиатр, популяризатор научных исследований об аутизме, активная участница общественного движения за права аутистов.

Существует два вида способности к эмпатии. Во-первых, это когнитивная эмпатия – способность распознать по социальным намекам, небольшим изменениям в тоне голоса и другим видам невербальной коммуникации, какую эмоцию переживает другой человек. Психопаты, например, могут обладать очень развитой когнитивной эмпатией – они могут отличаться очень хорошей способностью к пониманию людей, и психопаты искусно пользуются этим видом эмпатии на практике, в том числе, чтобы использовать других. Аутисты, с другой стороны, могут очень плохо распознавать эмоции неаутичных людей. В конце концов, один из основных признаков аутизма – трудности в понимании и использовании невербального языка, который может быть для них совершенно чуждым. Справедливости ради нужно отметить, что, похоже, неаутичные люди так же плохо понимают невербальную коммуникацию аутистов.

Кроме того, аутистам бывает трудно автоматически поставить себя на место другого человека в той или иной ситуации и интуитивно понять, что сейчас чувствует другой человек. Опять же, неаутичным людям бывает так же трудно поставить себя на место аутиста. Однако если эмоция выражается явно и напрямую, то ничто не мешает аутисту понять, что чувствует другой человек.

Второй вид эмпатии проявляется уже после распознавания эмоции, независимо от того, выражается ли она вербально или невербально, воспринимается ли она интуитивно или нет. Этот вид эмпатии означает, что вы не просто понимаете, что чувствует другой человек, на интеллектуальном уровне, но сами ощущаете эмоции другого человека, сопереживаете. Это называется эмоциональной эмпатией. Именно такой эмпатии не хватает психопатам. А вот аутисты с лихвой компенсируют то, чего им не хватает в распознавании, с помощью сопереживания. Мой опыт говорит о том, что как только аутист понимает эмоции другого человека, то он испытывает эти же эмоции без всяких социальных конструктов – обнаженным, всеобъемлющим, ничем не ограниченным сопереживанием. Конечно, это приводит к тому, что их эмоции очень интенсивны.

Исследования показали, что людям с синдромом Аспергера плохо дается когнитивная эмпатия, но их эмоциональная эмпатия находится на том же уровне, что и у людей без этого синдрома. При этом для детей с антисоциальным расстройством картина является прямо противоположной.

У моего одиннадцатилетнего сына диагностирован синдром Аспергера, который скоро станет просто «аутизмом», благодаря приближающимся изменениям в диагностическом и статистическом руководстве. Это широкоплечий гигант одиннадцати лет, который обожает играючи бороться со своими братьями, но нежнее его нет человека на свете. Если он находит в доме паука, то он очень аккуратно сажает его на салфетку, выносит на улицу и отпускает. Он не может видеть, как люди щелкают орехи с дерева, потому что он сам чем-то напоминает орех, и он сочувствует даже орехам. Он настолько хорошо знает мою невербальную коммуникацию, что понимает малейшие колебания в моем настроении лучше, чем кто-либо еще в нашей семье, включая моего мужа.

Он знает о стрельбе в Коннектикуте 14 декабря. Когда он услышал об этом впервые, то его первой реакцией было развернуться к спинке стула, на котором он сидел, и уткнуться в нее. Он притих и замер, оставаясь в таком положении очень долго. Когда он все-таки повернулся, в глазах моего ребенка, который очень редко плачет, стояли слезы. И первое, о чем он подумал – мы должны прервать наше обучение на дому и забрать его брата, нашего младшего сына-первоклассника, из школы… немедленно.

Когда мы ехали в школу, чтобы забрать его брата, которого мне так хотелось как можно скорее обнять и услышать, мой старший сын-аутист озвучил то, что я уже решила: «Давай не будем ему ничего рассказывать. Ему это знать не нужно. Он слишком разволнуется и испугается». Такая вот эмпатия.

Спланированное, социальное насилие не характерно для аутизма. Более того, аутисты гораздо чаще становятся жертвами насилия, чем подвергают насилию других людей. Я пишу это в тот момент, когда никто еще не знает, что именно подтолкнуло стрелка из Коннектикута хладнокровно убить 20 детей и 7 взрослых, хотя можно заподозрить, что дело в ярости, ненависти, желании отомстить всему человечеству, каком-то подтолкнувшем его событии.

Но даже если окажется, что он действительно был в спектре аутизма, я хочу напомнить, что аутизм – это фактор, который никак не объясняет его действия. И что аутисты, такие как мой сын, способны на сочувствие, и сейчас они сочувствуют жертвам.