Ольга Шаповалова: «Изменить поведение можно при помощи поощрения, а не наказания»

В декабре 2013 года в Москве прошла первая российская конференция, посвященная прикладному анализу поведения (ABA) — научному подходу, который доказал свою эффективность коррекции поведения, в том числе и для помощи людям с аутизмом. О сути поведенческого анализа и его распространении в России рассказывает организатор прошедшей конференции — Ольга Шаповалова, сертифицированный поведенческий аналитик.

Не могли бы вы немного рассказать о себе: вашем образовании и опыте работы?

Я закончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, там я училась на степень магистра по специальности «прикладной анализ поведения» факультета психологии. До этого я училась в России, в московском Гуманитарном университете имени Дашковой, где моя специальность была «семейная психология», в Америке этот диплом пересчитали как бакалавра по психологии. Если говорить об образовании, то я продолжаю его все время — хожу на конференции, езжу на различные семинары.

Что касается работы, то я начала работать по специальности еще во время учебы. В качестве практической работы от института я работала в школе для детей с диагнозом «аутизм». Это очень известная и хорошая школа ABC Inc., в которой я осталась работать и после университета. Сначала я работала как терапист, а потом, получив диплом, как консультант. Затем я перешла в другую компанию — IABA, где я работала уже с взрослыми клиентами с разными диагнозами и сложностями.

В 2010 году я открыла собственную компанию. Это было связано с тем, что у меня все чаще появлялись русскоговорящие клиенты, их становилось все больше и больше. В результате, я открыла свою компанию для помощи русскоговорящим клиентам. Все прошло очень успешно и пришлось уйти с работы, но мы в очень хороших отношениях со всеми моими бывшими начальниками и сослуживцами.

Вы один из немногих русскоязычных преподавателей, занимающихся дистанционным обучением прикладному анализу поведения. Насколько сложно было разработать такой курс для российских студентов?

Поначалу, с первым потоком, я училась очень многому и у них. Они мне много дали именно с точки зрения того, как лучше преподавать. Ведь я всю модель обучения взяла из своего института в Калифорнии, которая мне лично была очень близка. Мне понравилось, как этот университет подготавливает именно к самостоятельной работе. Конечно, нам было проще, так как у нас было больше литературы для самостоятельной подготовки, а у моих студентов русскоязычной литературы не было.

Как бы вы оценили перспективы развития АВА в России? Не возникает ли идеологического конфликта между «западным» поведенческим подходом и отечественными подходами в психологии и педагогике?

Мое личное мнение и научно доказанный факт состоит в том, что законы поведения везде работают одинаково. Сложности на уровне менталитета иногда связаны с тем, что в России мне часто приходится разъяснять то, что в Америке мне никогда не приходится объяснять ни родителям, ни другим специалистам. Мне не просто приходилось это объяснять — я никак не могла взять в толк, как может быть непонятно, что ребенка надо хвалить и так далее.

Вы можете привести какой-нибудь яркий пример?

Что касается русскоговорящих клиентов (не обязательно живущих именно в России), я столкнулась с тем, что часто они (не все, разумеется, но большинство) спрашивали меня: «А когда мы будем наказывать? А как же сделать, чтобы он понял? Как его заставить?» А я все время объясняю, что мы должны работать не с помощью наказаний и ограничений, а так, чтобы это было легко, радостно и спокойно, что можно добиться, чтобы человек обучался навыкам и менял свое поведение только с помощью поощрений. И в этот момент большинство людей оказываются в тупике. Они спрашивают: «Как же это сделать? Как же можно не наказывать?»

Года два назад я приезжала в Москву на довольно продолжительное время, и я разговаривала с разными людьми — таксистами, родственниками — и спрашивала их про наказания. И все отвечали: «А как же без наказаний? Надо обязательно его наказать как следует! Надо придумать такую технологию, как наказывать!»

То есть существует склонность к наказаниям в самой культуре?

Да, именно в культуре есть такая склонность. Потому что в Америке, по крайней мере, в Калифорнии (в других штатах картина может быть иной), существует «пропаганда» позитивного отношения к детям. Точно также как есть пропаганда здорового образа жизни, есть пропаганда того, что к детям нужно относиться позитивно. В повседневном языке все время используется слово «поощрение», оно давно вошло в обиход, все время можно услышать: «Вы используете позитивное поощрение?»

Находясь в Москве, вы посетили один из первых в России классов для детей с аутизмом на основе АВА, каковы ваши впечатления о нем?

Мне очень понравилось. В первую очередь, потому что я увидела документацию в очень хорошем состоянии. Когда я работала в похожей школе для детей с аутизмом, там были детки, у каждого из которых была своя программа и свои задачи. И мой опыт показывает, что если не вести эту документацию, то мы начинаем просто теряться.

Всем ли людям с аутизмом может помочь АВА?

АВА, прикладной анализ поведения — это целая наука о поведении. А поведение есть у каждого без исключения. Это вообще никак не связано с диагнозами, сложностями или чем-то еще. Если у кого-то есть поведение, и его надо как-то менять, то понятно, что эта прекрасная наука может в этом помочь.

То есть, поведенческий подход может помочь не каждому аутисту, а вообще каждому человеку, было бы поведение?

Мы не работаем с аутизмом, мы не меняем диагноз, мы изменяем только поведение. И конференция в Москве, которую я провела, она для того, чтобы люди перестали рассматривать поведенческий анализ только как «работу с аутизмом».

Если вернуться к аутизму, то если аутист, например, вербальный и с высоким интеллектом, то ему тоже может помочь АВА?

Конечно! Другими словами, нет никаких ограничений.

И взрослым тоже? Ведь часто говорят, что АВА — это, в первую очередь, для маленького ребенка?

Есть статистические исследования, которые говорят о том, что если мы хотим, чтобы человек пошел в обычную школу, чтобы у него все наилучшим образом сложилось в жизни, то чем раньше мы начнем применять поведенческий анализ, тем лучше. Но в предыдущей компании, где я работала, все мои клиенты были взрослыми: не только с диагнозом «аутизм», но и с шизофренией, навязчивыми состояниями, умственной отсталостью.

Я работала с клиентом, которому было 20 лет. У него был диагноз «аутизм». Он очень высокофункциональный — он вербальный, и он мог до какой-то степени адаптироваться. С ним никогда не занимались по поведенческим программам, но он был все время в коррекционных классах общеобразовательной школы, а у нас в школах человек учится в школе до 21, иногда даже до 22 лет, если у него стоит диагноз.

В школе скорректировали некоторые из его поведений, и он был вполне адаптирован, но у него совсем не было друзей, не было никакого общения. Осталось нежелательное поведение, которое заключалось в том, что когда он начинал нервничать, то он начинал тратить деньги, и он мог начать воровать, мог легко запомнить номер чей-то карточки в магазине, другими словами, поведение было весьма серьезным.

Мы начали с ним работать, я написала ему программу и протоколы, родители очень активно с ним работали. Всего я с ним проработала три года, он пошел в технический колледж, где учат чинить различные электроприборы. У него появились друзья, появились ребята, с которыми он общался и куда-то ходил, и я сказала, что все: мы дошли до его самого благоприятного исхода, потому что он учится, и у него есть друзья, что человеку в таком возрасте и нужно. И диагноз его с него сняли.

Недавно я встретила его родителей, и они мне сообщили, что у него есть девушка. И я им сказала: «Все, вот теперь я полностью уверена, что у человека сформированы все социальные навыки!» И он живет с этой девушкой, при том, что у нее есть ребенок, и он участвует в его воспитании. Это тот случай, когда можно с уверенностью сказать, что мы сделали правильную работу, но это была напряженная работа по протоколам на протяжении трех лет.

Часто можно услышать, что АВА — слишком механистический и бездушный подход, поскольку он ориентирован только на поведение. А как же личность, отношения?

Это часто можно услышать от людей, которые незнакомы с теорией и методологией поведенческого анализа. Да, мы работаем только с поведением. Мы не затрагиваем личность и не пытаемся ничего поменять в ней, это точно. Но при этом внутренние состояния: мысли, чувства, переживания, они тоже могут рассматриваться как поведения, и их тоже можно менять. Если к нам обращается клиент, которого мучают навязчивые мысли, то мы эти мысли рассматриваем как поведение, и мы изучаем контекст, в котором они появляются, то есть смотрим, что в этот момент происходит вокруг него. Мы меняем этот контекст, и мысли тоже меняются. Именно это и приводит людей к идее о том, что это бездушный подход.

Однако наша задача в том, чтобы жизнь клиента стала как можно лучше. Мы это называем «жизнь с как можно меньшими ограничениями». В АВА все четко разложено по полочкам, это помогает нам в работе, конечная цель которой в том, чтобы клиент смог быть полноценным членом общества.

Если вернуться к обучению в области поведенческого анализа, то кто может стать поведенческим аналитиком?

В первую очередь, это люди, которые имеют высшее образование, потому что для такой подготовки нужна база, на которую можно будет наложить эти знания. Также желательно, если это будут люди, которые любят, чтобы все было четко и понятно. Может даже есть какой-то особый тип характера, которым отличаются люди этой специальности. Очень важно, чтобы была развита логика.

У вас не будет вопроса про терапистов? Это наболевший вопрос, так как сейчас прикладной анализ поведения становится очень популярным, и родители, возможно, не обладая достаточной информацией, часто сталкиваются с некачественной терапией. Мое личное мнение, основанное на моих наблюдениях и опыте работы — терапистом может быть любой человек. Ему не нужна дополнительная подготовка. Это может быть человек любого возраста, главное, чтобы этот человек, во-первых, любил детей и хотел работать с ними, а во-вторых, следовал инструкциям и мог их точно выполнять. Обучение тераписта — это задача консультанта, который разрабатывает программы, эта подготовка тераписта — часть работы консультанта. Родителям, которые никак не могут найти тераписта, я говорю: «У вас же есть соседи, у соседей есть дети, есть знакомые, спрашивайте всех, кто сейчас ищет работу». После этого аналитик предоставляет тренинг: если нужно один, либо два, три, четыре.

Сколько раз сталкивалась с тем, что родители пытаются найти подготовленного тераписта. Конечно, хорошо, когда есть специальное образование, но начинать можно и с теми ресурсами, которые есть вокруг. Странно слышать, что возникают проблемы с поиском терапистов. У нас в Калифорнии дается объявление и приходят люди, которых учат, что делать уже на местах, по конкретным протоколам.
Сами родители могут быть терапистами своего ребенка?

Знаете, нельзя сказать, что «никто не может» или «все могут». Это зависит от ситуации. Кто-то может переключаться со своей роли родителя на роль тераписта или консультанта, а кто-то нет. Однако с теми клиентами, с которыми я работала, через какое-то время все равно все родители приходили к тому, что им должен кто-то помогать, потому что одному сложно справиться, тяжело разделить эти свои роли. Я видела успешные случаи, когда люди, грубо говоря, переодевались в другую кофточку и становились другим человеком, но терапистов должно быть несколько для успешности обучения.

В любом случае, без поддержки родителей любая программа может оказаться неуспешной, потому что все-таки родители больше всего времени проводят с ребенком. Понятно, что есть и другие критерии, которые могут как-то этому способствовать, включая тяжесть диагноза и так далее. Но по большому счету, наибольшие изменения происходят тогда, когда все в окружении ребенка действуют в одном ключе.

Не могли бы вы рассказать подробнее об объединении русскоговорящих поведенческих аналитиков. Как возникла такая идея, и какие цели ставит перед собой объединение?

Объединение пока неформальное, оно будет объединять специалистов, которые хотят практиковать без использования наказаний — это ключевой момент. Это специалисты, которые хорошо подготовлены теоретически, и которые уже во время учебы проявили свои практические знания. Плюс к тому, у каждого должна быть серьезная подготовка по этике. В Америке мне повезло работать в очень хороших организациях, но я сталкивалась и со специалистами, работавшими в других местах, я наблюдала иную философию компаний. И я поняла, что крайне важно, чтобы специалист был не только подготовлен теоретически и практически, но и чтобы он следовал всем этическим правилам поведенческого аналитика. А это, в первую очередь, значит делать только то, что хорошо для клиента. Для меня очень важно, чтобы те, кто работает в этой области, не забывали о такой важной части, как этика.

Также смотрите:

Страница Ольги Шаповаловой в Живом Журнале

Объединение русскоговорящих поведенческих аналитиков (страница в Фейсбук)